Ночной полет

В брюхе дугласа ночью скитался меж туч 
И на звезды глядел, 
И в кармане моем заблудившийся ключ 
Все звенел не у дел, 
И по сетке скакал надо мной виноград, 
Акробат от тоски; 
Был далек от меня мой родной Ленинград, 
И все ближе - пески. 
Бессеребряной сталью мерцало крыло, 
Приближаясь к луне, 
И чучмека в папахе рвало, и текло 
Это под ноги мне. 
Бился льдинкой в стакане мой мозг в забытьи: 
Над одною шестой 
В небо ввинчивал с грохотом нимбы свои 
Двухголовый святой. 
Я бежал от судьбы, из-под низких небес, 
От распластанных дней, 
Из квартир, где я умер и где я воскрес 
Из чужих простыней; 
От сжимавших рассудок махровым венцом 
Откровений, от рук, 
Припадал я к которым и выпал лицом 
Из которых на юг. 
Cчастье этой земли, что взаправду кругла, 
Что зрачок не берет 
Из угла, куда загнан, свободы угла, 
Но и наоборот; 
Что в кошачьем мешке у пространства хитро 
Прогрызаешь дыру, 
Чтобы слез европейских сушить серебро 
На азийском ветру. 
Что на свете - верней, на огромной вельми, 
На одной из шести - 
Что мне делать еще, как не хлопать дверьми 
Да ключами трясти! 
Ибо вправду честней, чем делить наш ничей 
Круглый мир на двоих, 
Променять всю безрадостность дней и ночей 
На безадресность их. 
Дуй же в камни мои не за совесть и страх, 
Но за совесть и стыд. 
Захлебнусь ли в песках, разобьюсь ли в горах 
Или бог пощадит - 
Все едино, как сбившийся в строчку петит 
Смертной памяти для: 
Мегалополис туч гражданина ль почтит, 
Отщепенца ль - Земля. 
Hо, услышишь, когда не найдешь меня ты 
Днем при свете огня, 
Как в Быково на старте грохочут винты: 
Это - помнят меня 
Зеркала всех радаров, прожекторов, лик 
Мой хранящих внутри; 
И внехрамовый хор - из динамика крик 
Грянет медью: смотри! 
Tам летит человек! Hе грусти! Улыбнись! 
Oн таращится вниз 
И сжимает в руке виноградную кисть, 
Словно бог Дионис.